Глава 7.
Праздник Сома.
Сколько бы я еще проспал на горячем черном потийском песке, под уже палящими лучами солнца – не знаю. Видно сказалось все то напряжение и та великая радость, выпавшая на мою долю. Но кто-то из пацанят, только выскочив из моря, пробежал мимо меня, несколько капель воды упали на перегретую спину, и я проснулся и вскочил, словно на меня вылили целый ушат ледяной воды. Солнце стояло уже довольно высоко. Сколько времени я пробыл на пляже – час, два, больше? Быстро собрался и побежал домой.
Во дворе меня встретила суета. На порожках под лучами солнца стояла ванночка с целым брикетом замороженной хамсы, густо посыпанным крупной рыбзаводской соли. Рыба при этом одновременно и размораживалась и просаливалась. Оттаявшую хамсу какая-то незнакомая тетка набирала в тазик. На веранде были задействованы все кухонные приборы. Горела и единственная в доме газовая плита, размеренно фыркала керосинка, с турбинным ревом горел примус. На всех этих очагах что-то готовилось: жарились, нарезанные небольшими брусками и окунутые в жидкое тесто, куски сомятины, золотилась поджаренным кляром хамса, в большой кастрюле булькал рыбный бульон. И вокруг всего этого суетились почти незнакомые мне женщины, хотя нет, среди женщин мелькала тетя Соня. Бабушка Луша же сидела за столиком и толкла в большой ступке грецкие орехи.
Вот проем двери кто-то загородил и на веранду вошел абсолютно незнакомый мне пожилой мужчина. В пиджаке, не смотря на жару, и в, заправленных в сияющие хромовые сапоги, галифе. Голову его украшала старомодная полувоенная фуражка. Бабушка Луша расплылась в улыбке: «А, Петро, заходи. Ну, ты вечерком после работы забежишь? Посидим, песни заспиваем.» «Непременно зайду, Ильинична. На твою, «таврическую», да не зайти». «Ой, Петро, да какая ж она «таврическая» - ни чабреца, ни донника, ни полынка». «А, все равно - нашенская,»- отвечает Петро. «Ну, где тут герой. Ты глянь, от горшка два вершка, а такого сома приволок. И ведь по нашенски поступил. На такую удачу, глянь сколько соседей наприглашал. А что, приезжай к бабке в ноябре – вместе на хамсу будем в море ходить, на кефаль. Да, Ильинична, может тебе еще кефальки принесть. Сейчас пойду, скажу Дуське-кладовщице. Эх, гулять, так гулять». И лихо для его возраста крутнувшись на каблуках, покачиваясь со стороны в сторону, сбежал с порожков.
На мой вопросительный взгляд бабушка тихо сказала: «Деда Семена друг, вместе на шаландах ходили, а теперь начальник всей рыбзаводской флотилии. Деда Семена уж 15 годков нет, а не забывает, заходит, помогает. Тоже из наших мест, с Херсонщины».
Не, ну мне здесь делать нечего, на кухне. Отец еще поутру поехал в аэропорт, потом на базу торпедных катеров, уже по работе. Мать тоже за ним увязалась. А я здесь такую «кашу» заварил…
Как что-то толкнуло меня, и я решил пойти к Мануку и Арсену. Забрал сумку с сомовьими закидушками, и пошел. Друзья с каким то почтением встретили меня, Еще бы – прославился на весь «рыбзавод», так в городе называли наш край. Я же просто протянул ребятам сумку с закидушками: «Это вам – нечего гамбузьку ловить. Серьезная рыба под боком есть». Не веря свалившемуся на них «богатству», мальчишки сразу схватили сумку и на пару пошли в тень беседки. Тут произошло вообще что-то неожиданное. Джульетта, до этого нерешительно стоявшая за спиной двоюродных братьев, вдруг подошла, и чмокнула меня в щеку, сказав «спасибо». Я ничего не успел ответить, а она резко крутнулась, при этом ее беленькое с голубыми цветочками платьице поднялось «солнцем», обнажив ее стройные ноги, и побежала к дому. Поднявшись на веранду, она остановилась, помахала мне рукой и скрылась в дверях. Больше я ее не видел никогда. Может именно эта мимолетная встреча и знакомство с этой прекрасной девчонкой повлияли на мой выбор супруги. Может именно поэтому, когда я, почти через 10 лет, в Ростове увидел стройную светлокожую темноволосую голубоглазую армяночку, так неспокойно забилось мое сердце.
Я пошел к ребятам. Показал, как перевязываются крючки на потертой леске, рассказал, как насаживать лягушек, как заносить грузило, как привязывается к якорной цепи мотовильце. Рассказал о тех стаях сомов, которые подходят к водосливу после ливня, о виденном гиганте. Манук и Арсен слушали меня, открыв рты, и я понимал, что теперь мои друзья не будут ходить и ловить сачками гамбузию, а настойчиво и усидчиво ждать свою Рыбу.
До вечера было еще далеко, и мы пошли прощаться с морем. Прошли по молу до самого маяка. Здесь я рассказывал о стайках ставридок, плавающих в толще воды и барабульках, бороздящих дно бухты. О послештормовой вечерней ловле горбыля. Рассказал, как ловить креветок, на каких кубах мола и где можно набрать самых крупных мидий (хотя о них они знали не хуже меня), в начале мола показал, где живут и как добывают морских червей. Теперь я понимаю, что тогда я интуитивно прощался с Поти навсегда и поэтому старался отдать все свои знания и секреты моим товарищам – компаньонам по детским играм.
Мы пошли домой. С улицы я заметил стягивающихся к нашему двору людей, да и сам был явно замечен, так как какая-то пацанка побежала в нашу сторону, что-то крича и призывно маша руками. Я попрощался с друзьями.
Во дворе был накрыт стол, точнее множество сдвинутых разномастных столов, расставленных самой разнообразной снедью и напитками. Сразу стало ясно, что накрыть такой стол было не под силу одной бабе Луше. Каждый из соседей принес то, что мог, что у него было самым лучшим, самым вкусным. И среди тарелок и мисок с жареной рыбой и сациви я узнал тарелки с баклажанами, портулаком, пирожками тети Сони, говяжьей бастурмой дяди Илии, мамалыгой и початками кукурузы бабушки Нино, лобио тети Тамары, теснились тарелки с солеными помидорами и огурцами и, даже, квашенной капустой, отварной картошкой. На больших подносах щедрой рукой были нарезаны ковриги дяди Андреа. И даже дед Микола принес несколько пластов искусно приготовленного балыка и из сома, и из камбалы, и из кефали. На столе переливались бутылки с коричневатым «таврическим» бабы Луши, мутноватым самодельным «белым» вином, розовели и желтели графины с местным колхидским. Стояли несколько бутылок «казенки» принесенные дядей Петром и серебристыми головками блестели бутылки с игристым «Атенури», принесенные дядей Теймуразом.
Необычно, и особо волнительно было то, что во главе стола, рядом с собой, баба Луша посадила не моего отца, а меня, голоногого пацана. Просты и мудры были ее слова.
«Больше двух недель пробыл здесь мой сын. Я радовалась, глядя на него. Радовалась, что из моего Мишеньки вырос уважаемый человек, что у него такая прекрасная семья, красивые и умные сыновья. Но я не могла придумать, как поделиться этой радостью со всеми с вами, моими добрыми друзьями и соседями. За меня это сделал мой внучек – Сашенька. Глядя на него, я все время вспоминала и своего отца, и мужа, вспоминала их увлеченность. И тут, в Сашеньке, я увидела и их широкое сердце, их привычку делиться своей радостью с окружающими. И поэтому я посадила Сашу, рядом с собой, во главе стола. И пусть он произнесет и первый тост».
Тут же мне был налит полный бокал игристого. Я стоял, и не знал, что говорить. Но вдруг откуда то, постепенно, начали приходить слова, которые в голове складывались в фразы, и я заговорил. Сейчас я уже не могу точно воспроизвести эти слова, но это было приблизительно так: «Мы собрались за этим столом, все такие разные. Пожилые, взрослые и молодые, и даже я, мальчишка. Украинцы и русские, грузине и армяне, греки и мингрелы, и даже еврей. У всех у нас свои обычаи, свои привычки, свои блюда, своя музыка и песни. Но мы все собрались вместе. И больше всего мне хочется поблагодарить бабушку, за то, что все мы есть, за то, что все мы друг друга знаем, за ее мудрость, собравшую нас. Я хочу поблагодарить своих родителей, привезших в очередной раз меня сюда, на эту гостеприимную грузинскую землю, в этот гостеприимный город. Я хочу поблагодарить всех вас, что вы пришли сюда, послушавшись приглашения какого-то мальчишки. Пришли только потому, что приглашение придти в гости было сказано от чистого сердца. Я хочу поблагодарить этого Сома, что собрал нас всех за одним столом. Так давайте выпьем за дружбу, за этот праздник, Праздник Сома». И я выпил этот бокал игристого одним махом.
Я плохо помню весь оставшийся вечер. Помню веселье, шутки. Помню очень вкусную еду и поданные под конец вечера, к чаю, изумительные марципановые булочки. Помню веселые танцы под баян, гармонику, скрипку, балалайку и мандолину. Помню веселые и мелодичные русские и украинские, армянские и грузинские, молдавские и еврейские песни.
Помню, как уставший я провалился в сон. Как утром меня еле подняли, как хлопотали родители. Как пришла машина из военного городка и увезла нас на аэродром.
И сейчас я сижу и вспоминаю Черное море, Поти и Праздник Сома.
Эпилог.
В ноябре того же года умела баба Луша. И больше никогда я не был в этом южном городе. Я рос. И что-то менялось в нас. Уходило в невозвратное прошлое чувство единения. И через каких-то 15 лет в Тбилиси я услышал презрительные слова в адрес абхазов и осетин, мингрелов и армян. И люди начали делиться на сорта. По национальности, вероисповеданию, богатству. Потом пришел Гамсахурдия и многие русские и украинские семьи бежали из Поти. Очень и очень многое изменилось в стране, в самих людях.
А как хочется сесть опять за одним столом, собранным «с миру по нитке», выпить вина, попеть песен, почувствовать себя единой семьей. Пойти что ли на рыбалку, за Сомом, и устроить Праздник?
|
